Для аналізу пропонується один із ключових епізодів твору. Аналізуючи епізод, учні шукають відповіді на питання: яке місце посідає епізод в композиції, характеризують героїв, та їхні вчинки. спираючись на власний життєвий досвід.
Матеріали до вивчення твору М. Аромштам «Коли відпочивають янголи»
Учитель російської мови та зарубіжної літератури
Скуріхіна Тамара Петрівна
«КЗ СЗШ №30 Дніпродзержинської міської ради» м. Дніпродзержинська, вища категорія, «учитель-методист»
2016 р.
Марина АРОМШТАМ
Когда отдыхают ангелы
(Фрагмент із роману – подається у скороченні)
Тайное знание? Возможно, для Йона это не было тайной. Ведь мне он об этом рассказал? Но, может быть, это был особый дар. Дар неслучившейся любви.
Мы познакомились в Швеции, в той школе, куда после конкурса послал меня умный и хитрый Зубов.
Собственно, никакой Швеции оттуда не было видно. Видны были лес и камни. Такие огромные валуны с сединами мха. Они обнаруживаются в самых неожиданных местах между соснами, будто напоминают, что люди — молокососы, хоть и воображают о себе не весть что.
Среди этих сосен и валунов стоит школьный посёлок: деревянные бараки на фоне средневековых развалин. То ли остатки деревни после нашествия вражеских рыцарей, то ли свергнувшее власть феодала поселение свободных мастеров. В общем, ничего современного. Дровяное отопление, свечное освещение. Средневековые развалины — не настоящие. То есть настоящие, но не средневековые. В какой-то момент в посёлке решили построить замок — для театральных занятий. И почти построили, но в процессе строительства он взял и сгорел. Кто-то не сумел преодолеть привычки к свечному освещению и что-то не так включил или выключил. Поэтому случилось замыкание и возник пожар. Я это рассказываю, чтобы дальше всё было понятно.
Первый раз я увидела Йона на дорожке, которая отделяла школьные домики от леса. <…>
Неожиданно совсем близко раздалось странное цоканье, и из-за поворота вышел человек. Такой огромный, в соломенной шляпе, с заступом на плече и в деревянных башмаках. В деревянных башмаках!
Я просто остолбенела при виде этой шляпы и этих башмаков. Я забыла про все свои проблемы: когда на тебя живьём надвигается фрагмент картины Ван Гога, c человеком случается культурный шок. И оттого, что этот фрагмент слегка замедляет шаг, приветливо машет ручищей и говорит: “Hello!”, легче не становится.
Фрагмент с картины Ван Гога процокал дальше и скрылся за бараками. Чтобы получить доказательства подлинности происходящего, мне пришлось себя ущипнуть. И потом, в течение всего дня, я мучилась только одним вопросом: “Как бы узнать, кто это?”
Мучилась, как оказалось, напрасно. Стоило мне между делом поинтересоваться: “Кто это — в башмаках и шляпе?”, я сразу же получила исчерпывающий ответ: это Йон. Садовник. Он следит за школьным огородом.
Мне хватило выдержки не броситься разыскивать огород в ту же минуту. Наоборот. Я внимательно наблюдала за дискуссией во время урока литературы (хотя она велась по-шведски), нарисовала восковыми мелками корову как символ погружённого в себя животного и походила спиной вперёд на занятиях по искусству движения. И только после этого — после дискуссии, коровы и ходьбы спиной вперёд — отправилась в направлении, где должен был находиться огород.
В огороде действительно работал Йон — в той самой шляпе и в тех самых деревянных башмаках. То есть не то чтобы работал. Он чистил лопату. Вообще-то в этом нет ничего особенного — в том, чтобы чистить лопату. Каждый нормальный человек после работы счищает со штыка налипшую землю. Но Йон не просто счищал землю, и даже не просто протирал лопату тряпочкой. Он надраивал её так, будто хотел превратить в зеркало. И время от времени, чтобы убедиться в исполнении своего намерения, поглядывал на блестящую поверхность.
— Любуешься собственным отражением? Как сидит шляпа?
Это я сказала вместо приветствия, кивнув в сторону лопаты. Чтобы быть ехидной и отвести от себя подозрения — если таковые почему-то возникнут.
То есть я сказала не прямо так. Я сказала то, что позволял мне мой английский:
— Тебе нравится то, что ты видишь? Твоя шляпа? Твоё лицо?
— Я чищу лопату, — строго ответил Йон. Видимо, шутка не показалась ему безобидной.
— Но она уже чистая.
— Она должна блестеть!
— Она уже блестит.
— Она должна блестеть, как зеркало.
Йон отвернулся, чтобы я ему не мешала. И мне пришлось уйти. А потом, через пару дней, я опять шла куда-то через огород. В этот раз Йон начищал тяпку. Уж блестевшая лопата была отставлена в сторону, и в неё заглядывалось раскрасневшееся к вечеру солнце.
— И это тоже должно блестеть?
Йон кивнул.
— Как зеркало?
Йон продолжал натирать тяпку.
— Все инструменты должны блестеть?
— Да, все.
— Ты ждёшь красивых девушек? Чтобы они на себя смотрели?
Конечно же, я хотела сказать не так. Я хотела сказать: “Собираешь по вечерам красавиц, побивших зеркала?” Но у меня так не получилось.
Неожиданно Йон предложил:
— Хочешь посмотреть?
Я не поняла, шутит он или говорит серьёзно. Поэтому продолжала стоять на месте и молчать. В общем-то, как дура. Йон поощрительно улыбнулся и поманил меня рукой. Я стала приближаться — такими малюсенькими шажками, чувствуя себя пойманной в ловушку. Он смерил взглядом мой рост, достал лопату с коротким черенком и поставил передо мной:
— Красиво?
Слова относились не к лопате. Слова относились ко мне, и я смутилась. Пожала плечами.
— Не знаю, что сказать.
— Красиво! — утвердительно заметил Йон и улыбнулся.
— А где же остальные? — я имела в виду красавиц. Нельзя же было оставить за ним последнее слово.
— Остальным это неинтересно.
— Что — неинтересно? Почему ты чистишь лопаты?
— Пойдём, скоро ужин.
Йон запер инструменты в сарайчик, и мы пошли в сторону кухни. Это было так странно: я — и рядом он, такой огромный, в своих деревянных башмаках.
На следующий день я попросилась на практику в огород. Мне разрешили. Возможно, мне пойдёт на пользу, если со мной поработает Йон. Он хорошо знает своё дело. А в школе любое занятие связано с воспитанием.
Я думала, я мечтала: после работы мне доверят натирать лопаты. К моему удивлению, Йон сразу и безоговорочно отклонил это предложение.
— Ты просто сиди и смотри. Мне от этого хорошо, — сказал он и стал начищать металл ловкими, правильно рассчитанными движениями. Каждый раз, заканчивая, он призывал меня взглянуть на своё отражение — то в лопате, то в тяпке, то в узком лезвии ручной бороны. Сначала я рассматривала себя внимательно, потом начала корчить рожи и кривляться. Йон улыбался, будто чистка лопат приобрела дополнительный смысл.
На самом деле он почти не пользовался ни лопатой, ни тяпкой. Он чистил их, что называется, из любви к искусству. А работал в основном руками, стоя на коленях, перетирая землю, шевеля её своими огромными ручищами, которые казались странно ловкими, умелыми и — такими ласковыми.
Я поймала себя на мысли, что движения его рук кажутся мне почти эротичными. Я подумала: как жалко, что это — не мне! И испугалась. Йон перехватил мой взгляд. И, наверное, тоже что-то почувствовал. Он вдруг заторопился. Сказал, нужно сегодня закончить пораньше. Раньше, чем всегда.
— Почему?
— У меня дела. В лесу.
— В лесу?
— Я там немного чищу. Лесу тоже уход нужен. Я наметил себе участок. Это, это…
Он искал слово. По-английски он говорил лучше, чем я, но всё-таки не совсем свободно.
— Служба?
Я хотела сказать, служение. Но он понял и кивнул:
— Да, служба.
— Ты следишь за деревьями, как они себя чувствуют?
— Я очищаю кору. От того, что на ней нарастает, — он показал мне большой нож — с таким же блестящим лезвием, как металлические части всех его инструментов. — И ещё мечу сухие стволы.
А потом вырубаю и жгу.
— Ты ходишь в лес жечь костёр?
Йон кивнул.
— Я тоже люблю костёр.
— Я не люблю. Я чищу.
— Я тоже хочу чистить.
— Это непросто. Это такое большое искусство — правильно жечь костёр.
— Правильно? Что значит — правильно?
— Не должно оставаться углей. Только зола. Одна зола. Иначе лесу будет плохо.
— Одна зола?
— Да, зола. Уголь — это вредно. Он лежит на земле или в земле — сто лет, двести — и с ним ничего не происходит. Для леса это плохо, грязь. Родимые пятна.
— А зола?
— Зола — это другое. Это пища. Пища для деревьев. Поэтому жечь надо до золы. И это непросто.
— Научи меня! Научи, пожалуйста.
— Да, да, конечно. Но не сегодня. Потом. Как-нибудь потом.
Я поняла: он не хочет идти со мной в лес. Он боится.
И разгневалась. Рассердилась. Такой большой — и такой трус!
Но Йон всё-таки позвал меня жечь костёр. За три дня до нашего отъезда. Весь день мы провели за чисткой деревьев. Иногда он подсаживал меня, чтобы я могла забраться повыше: садился на корточки и сплетал пальцы рук. Получалась такая живая ступенька. Сначала я опасалась сделать ему больно. И было как-то неловко. Но потом поняла: это работа. Йон считает, что это работа. Поэтому — всё в порядке. И наступала на подставленные руки уже смелее, а затем устраивалась в основании какой-нибудь толстой ветки, как в гнезде.
Вечером Йон развёл костёр. Мы сидели, ели хлеб с сыром и смотрели на огонь, как он скачет по поленьям. Время от времени Йон поднимался и шевелил дрова — чтобы они смогли прогореть до золы. Огонь, сначала большой и сильный, плясал и радовался пище. А я думала, мне мало на него смотреть. Мне этого мало. Я хочу, чтобы Йон, который сейчас сидит рядом в своих неотменимых башмаках, обнял меня и прижал к себе. Я хочу почувствовать его близко-близко, каждой клеточкой своего существа. И я знала: он тоже этого хочет. Очень-очень хочет.
— Мне нужно тебе что-то сказать.
Сердце внутри дёрнулось и выпустило в сосуды свежую, тёплую кровь. Но кто-то внутри противно ухмыльнулся: “Ну, прямо классика жанра. Как в кино!”
— Я должен объяснить про лопаты — сказал Йон. — Когда я был маленьким, у меня не было отца. Для мальчика это, знаешь, плохо. Очень плохо — когда без отца. И я был нехорошим ребёнком. Я делал много плохого. Так что моя мать часто плакала. Потом я подрос, и меня увидел один человек — как я делаю плохое. Он сказал: у каждого из нас есть ангел. И у тебя тоже. Ангелы должны делать добрые дела. Но твой ангел — не делает. Не может. Ты привязал его к себе своими дурными делами. Спутал его крылья. И знаешь, что хуже всего? Ты не умеешь держать слово.
Этот человек стал мне как отец. Я потом многому у него научился — ухаживать за деревьями и за землёй. Так, чтобы она не обижалась. Чтобы ей было приятно. И я дал слово — каждый день чистить инструмент. До блеска. Как бы я ни уставал, как бы ни хотелось мне всё поскорее закончить, я должен начистить инструмент, чтобы он блестел, как зеркало. В это время мой ангел за меня спокоен. Он от меня отдыхает, от тревог обо мне. Он может лететь, куда ему надо. Делать что-нибудь хорошее. Что-нибудь такое, где без него нельзя обойтись.
И Йон меня не обнял. Не прижал к себе. И не поцеловал. Потому что не мог не думать об ангеле. О том, что у ангела много забот. Вдруг из-за этого он не сможет лететь по своим добрым делам?
А я думала о том, что в Москве у меня муж и дети. Которых я люблю. И по которым уже соскучилась. Сильно соскучилась. Я так давно живу без них в этой Швеции. Я живу здесь уже целый месяц. Будто меня забросило на другую планету, в другую жизнь. И она течёт своим чередом. Не имея отношения к моей московской жизни. Но это не так. Совсем не так.
Последний раз мы с Йоном увиделись на пристани, откуда уходил наш теплоход. Он вручил мне пакет. Сказал, пока не смотри. Откроешь, когда отплывёте. И ещё — не надо писать письма. Не надо тратить на это время. У тебя в Москве будет много дел — муж и дети. Ты будешь ходить в свою школу. Тебе нужно сосредоточиться. На том, что ждёт дома.
Я с ним согласилась. С ним и с его ангелом. Я кивнула и пошла через таможню, на палубу. Йона оттуда уже не было видно. Потом теплоход дал прощальный гудок, тяжело вздохнул и двинулся с места.
Воды между берегом и кораблём становилось всё больше и больше. Швеция стала таять, а потом превратилась в воспоминание. В призрачный остров. В небывалую землю, которая случайно привиделась во сне. Мало ли, что там привидится!
В каюте я открыла пакет. Там лежали деревянные башмаки. Они пришлись мне точно впору. Как он узнал мой размер?
Питання для обговорення
(19 розділ з 34 – майже середина твору).
(Про поїздку до Швеції, що стала винагородою Марсем за участь у педагогічному конкурсі, та знайомство із садівником Йоном, який розкаже їй дивну історію про янголів).
(Після історії про те, як хлопчики із класу Марсем скрутили усі магнітики зі шкільних шафок. Проводячи з ними виховну роботу, Марсем розповідає історію про янголів, яку почула у Швеції).
(Фрагмент є поза сюжетним елементом – щоденниковий запис про минуле – і допомагає зрозуміти як характер вчительки, так і її виховні принципи).
Додаток №1. Репродукції картин Ван Гога
Автопортрет у солом’яному капелюсі
Автопортрет
Старі черевики
Пара шкіряних черевиків
Зграя ворон над пшеничним полем
Ранок, пара селян вирушає на роботу
Пара шкіряних черевиків
Портрет листоноші Жозефа Рулена
Додаток № 2 Словничок літературознавчих термінів
Казка — один із основних жанрів народної творчості, епічний, розповідний, сюжетний художній твір усного походження про вигадані та фантастичні події, які сприймаються та переживаються як реальні.
Легенда — народна оповідь про життя якоїсь особи чи незвичайну подію, оповита фантастикою, казковістю.
Притча — короткий фольклорний або літературний розповідний твір повчального характеру, орієнтований переважно на алегоричну форму доведення змісту етичних цінностей буття.