Сценарий литературного вечера, посвященного памяти Владимира Высоцкого

Литературный вечер, посвященный жизни и творчеству Владимира Высоцкого

Ведущий 1. Владимир Высоцкий… Он сочетал и медийность, и «полузапретность». Он снимался в фильмах, но его песни, которые все знали, нигде не звучали, нигде не продавались. Кроме того, его отличали особые интонации, отражавшие «мир полуальтернативы, полупротеста, полувосстановления попранных идеалов воевавших отцов. Так кто же он, Владимир Высоцкий, который был кумиром наших родителей, бабушек и дедушек?

Ведущий 2. Владимир Семенович Высоцкий родился 25 января 1938 года в Москве в семье военнослужащего. В начале Великой Отечественной воины он с матерью Ниной Максимовной эвакуировался в Оренбургскую область. Летом 1943 года они возвращаются в Москву. В 45-м он поступает в школу, а с 1947 года живет в семье отца, в Германии, в городе Эберсвальде. В 1949 году они переезжают в Москву. О своем детстве Высоцкий поет в «Балладе о детстве»

Звучит песня

Ведущий 3. В 1955 году В. Высоцкий заканчивает среднюю школу и поступает в Московский инженерно-строительный институт имени Куйбышеве, из которого уходит, не проучившись и года. В 1956 году он поступает Школу-студию МХАТ на актерское отделение. С 1960 года Высоцкий - актер Московских театров, появляются первые его песни. Он снимается в фильмах: "Сверстницы", "Хозяин тайги", "Четвертки", "Плохой хороший человек", "Сказ про то, как царь Петр арапа женил". Особую популярность Высоцкому-киноактёру принесли две роли в телефильмах - Жеглова "Место встречи изменить нельзя" и Дон Гуана "Маленькие трагедии". Во многих фильмах звучат его песни.

Звучит песня из кинофильма "Вертикаль": "Песня о друге" или "Вершина»

Ведущий 4. Были фильмы, были спектакли, которые "озвучивал" Высоцкий, и очень часто песни, созданные им, оказывались как бы на несколько размеров больше самого фильма или спектакля.

Ведущий 1. Каждые раз у этих песен оказывалась своя отдельная (и очень интересная!) жизнь. Они сразу же шли к людям, шли, будто бы минуя экран или сцену. И особенно ясно понимаешь, когда вслушиваешься в песни, написанные Владимиром Высоцким о войне...

Звучит песня: "На братских могилах..."(или "Песня о госпитале")

Ведущий 2. Песни Высоцкого о войне – это прежде всего, песни очень настоящих людей. Людей из плоти и крови. Сильных, усталых, мужественных, добрых.

Ведущий 3. Таким людям можно доверить и собственную жизнь, и Родину. Такие не подведут.

Ведущий 4. Песни о войне – бесспорно, одна из ярких вершин в творчества В. Высоцкого. Как-то на вопрос, чем прежде всего привлекает его военная тема, Высоцкий ответил: "По-моему, мое поколение мучает чувство вины за то, что "опоздали" родиться, и мы своим творчеством как бы довоёвываем".

Ведущий 1. Высоцкий пел однажды на прииске. После концерта к нему подошёл один человек, немолодой уже, и говорит: "Фронтовик я, и такую благодарность от всех фронтовиков имею... Будто ты, вы, значит, со мной всю войну провоевали. Рядом будто. Дай-кась обниму вас, Владимир Семенович".

Это был один из самых счастливых дней в жизни Высоцкого.

Ведущий 2.

-Не тот ли ты Владимир Высоцкий, с которым я выходил из окружения под Оршей?

-Здравствуй, Володя! После того, как тебя ранило, осколком мины, я воевал еще год…

Ведущий 3. Так писали фронтовики Владимиру Высоцкому.

Звучит песня "Звёзды"

Ведущий 4. У Владимира Высоцкого есть песни, которые чем-то похожи на роли из никем не поставленных и более того, – никем еще не написанных пьес.

Ведущий 1. Высоцкий примерял на себя одежды, характеры и судьбы других людей – смешных и серьезных, практичных и бесшабашных, реальных и выдуманных. Он влезал в их заботы, проблемы, профессии и жизненные принципы, демонстрировал их метод и способ мыслить, манеру говорить.

Ведущий 2. Причем, все это он делал так талантливо, так убедительно, что иные слушатели даже путали его с теми персонажами, которых он изображал в своих песнях. Путали – и восторгались. Путали – и недоумевали.

Звучит песня: "Я вчера закончил ковку..."

Ведущий 3. Исполняя эти песни, Высоцкий мог быть таким грохочущим, таким штормовым и бушующим, что людям, сидящим в зале, приходилось, будто от сильного ветра, закрывать глаза и втягивать головы в плечи. И казалось: еще секунда – и рухнет потолок, и взорвутся динамики, не выдержав напряжения, а сам Высоцкий упадет, задохнется, умрет прямо на сцене... Казалось, на таком нервном накале невозможно петь, нельзя дышать!

А он пел, он дышал!

Звучит песня: "Я не люблю"

Ведущий 4. Зато следующая его песня могла быть потрясающе тихой. Высоцкий, который только что казался пульсирующим сгустком нервов, вдруг становился воплощением возвышенного спокойствия, становился человеком, постигшим все тайны бытия. И каждое слово звучало по-особенному трепетно.

Звучит песня: "Лирическая"

Далее ученица, исполняющая роль Марины Влади, читает отрывки из книги Марина Влади. "Прерванный полет, или Владимир Высоцкий":

Краешком глаза я замечаю, что к нам направляется невысокий, плохо одетый молодой человек. Я мельком смотрю на него, и только светло-серые глаза на миг привлекают мое внимание. Но возгласы в зале заставляют меня прервать рассказ, и я поворачиваюсь к нему. Он подходит, молча берет мою руку и долго не выпускает, потом целует ее, садится напротив и уже больше не сводит с меня глаз. Его молчание не стесняет меня, мы смотрим друг на друга, как будто всегда были знакомы. Я знаю, что это – ты. Ты совершенно не похож на ревущего великана из спектакля, но в твоем взгляде чувствуется столько силы, что я заново переживаю все то, что испытала в театре. А вокруг уже возобновился разговор. Ты не ешь, не пьешь – ты смотришь на меня.

- Наконец-то я встретил вас.

Эти первые произнесенные тобой слова смущают меня, я отвечаю тебе дежурными комплиментами по поводу спектакля, но видно, что ты меня не слушаешь. Ты говоришь, что хотел бы уйти отсюда и петь для меня. Мы решаем провести остаток вечера у Макса Леона, корреспондента "Юманите". Он живет недалеко от центра. В машине мы продолжаем молча смотреть друг на друга. На твоем лице – то тень, то свет. Я вижу твои глаза – сияющие и нежные, коротко остриженный затылок, двухдневную щетину, ввалившиеся от усталости щеки. Ты некрасив, у тебя ничем не примечательная внешность, но взгляд у тебя необыкновенный. Как только мы приезжаем к Максу, ты берешь гитару. Меня поражает твой голос, твоя сила, твой крик. И еще то, что ты сидишь у моих ног и поешь для меня одной. Постепенно я начинаю постигать смысл, горький юмор и глубину твоих песен.

Ты объясняешь мне, что театр — твое ремесло, а поэзия — твоя страсть. И тут же, безо всякого перехода говоришь, что давно любишь меня.

Как и любой актрисе, мне приходилось слышать подобные неуместные признания. Но твоими словами я по-настоящему взволнована. Я соглашаюсь встретиться с тобой на следующий день вечером в баре гостиницы "Москва", в которой живут участники фестиваля.

В баре полно народу, меня окружили со всех сторон, но, как только ты появляешься, я бросаю своих знакомых, и мы идем танцевать. На каблуках я гораздо выше тебя, ты встаешь на цыпочки и шепчешь мне на ухо безумные слова. Я смеюсь, а потом уже совсем серьезно говорю, что ты — необыкновенный человек и с тобой интересно общаться, но я приехала всего на несколько дней, у меня очень сложная жизнь, трое детей, работа, требующая полной отдачи, и Москва далеко от Парижа... Ты отвечаешь, что у тебя у самого - семья и дети, работа и слава, но все это не помешает мне стать твоей женой. Ошарашенная таким нахальством, я соглашаюсь увидеться с тобой завтра.

Нам обоим нет тридцати, я разведена, ты - разводишься, впереди — целая жизнь. Я осторожно замечаю: все это хорошо, но я-то в тебя не влюблена! "Неважно, — говоришь ты, — я сумею тебе понравиться, вот увидишь". Это веселое и легкое общение продлилось несколько дней, и вот фестиваль заканчивается, я уезжаю из Москвы, подписав контракт, и приеду на съемки в начале шестьдесят восьмого.

Проходит время. Сначала я получаю нежное письмо из Москвы. Потом, как раз, когда я размышляю над тем, что со мной происходит и почему мне так тоскливо, телефонный звонок обрывает мои невеселые раздумья. Это ты. Я слышу теплый тембр твоего голоса и русский язык, напоминающий мне об отце, которого я обожала, - и от всего этого у меня ком в горле. После разговора я кладу трубку и реву. "Ты влюблена, моя девочка", - говорит мама. Я стараюсь найти другое объяснение — много работы, устала, но в глубине души понимаю, что она права: я жду не дождусь встречи с тобой.

Звучит песня "07"

Марина Влади:

- Но наше счастье оказалось недолгим.

Звучит песня "Я несла свою беду".

Чтец (голос за занавесом):

И снизу лед и сверху - маюсь между.

Пробить ли верх иль пробуравить низ?

Конечно, всплыть и не терять надежду,

А там - за дело, в ожиданьи виз.

Лед надо мною - надломись и тресни!

Я весь в поту, как пахарь от сохи.

Вернусь к тебе, как корабли из песни,

Всё помня, даже старые стихи.

Мне меньше полувека - сорок с лишним.

Я жив, двенадцать лет тобой храним.

Мне есть что спеть, представ перед Всевышним,

Мне есть чем оправдаться перед Ним.

Ученица, исполняющая роль Марины Влади, читает отрывок из книги:

Ты читал мне эти стихи всего один раз, и они отпечатались у меня в памяти. В ночной тишине я закрываю глаза и словно прокручиваю фильм об этих проклятых месяцах. Наши тяжелые телефонные разговоры, твои многодневные отсутствия и потом, двадцать третьего июня, — смерть Одиль, мой крик о помощи, твое желание приехать меня утешить, преступный отказ в визе — и ты падаешь в пропасть. Потом - месяц холодной ярости, необъяснимой паники и вечером двадцать третьего июля - наш последний разговор:

- Я завязал. У меня билет и виза на двадцать девятое. Скажи, ты еще примешь меня?

•                  Приезжай. Ты же знаешь, я всегда тебя жду.
•                  Спасибо, любимая моя.

Как часто я слышала эти слова раньше... Как долго ты не повторял их мне... Я верю. Я чувствую твою искренность. Два дня я радуюсь, готовлю целую программу, как встретить тебя, успокоить, отвлечь. Я прибираю в доме, закупаю продукты, приношу цветы, прихорашиваюсь.

В четыре часа утра двадцать пятого июля я просыпаюсь в поту, зажигаю свет, сажусь на кровати. На подушке - красный след, я раздавила огромного комара. Я, не отрываясь, смотрю на подушку — меня словно заколдовало это яркое пятно. Проходит довольно много времени, и, когда звонит телефон, я знаю, что услышу не твой голос. "Володя умер". Вот и все, два коротких слова, сказанных незнакомым голосом. Тебя придавил лед, тебе не удалось разбить его.

Звук обрывающейся струны...

Ведущий 1. С уходом Высоцкого из жизни закончился целый этап Театра на Таганке, в котором Высоцкий играл с 1964 года. Почти во всех спектаклях у Высоцкого были дублеры. Только в "Гамлете" и в "Вишневом саде" он играл без дублеров. К этим спектаклям он приезжал с Дальнего востока, из Франции, Америки... Правда, в последнее время "Вишнёвый сад" все чаще и чаще отменяли - или из-за болезни Высоцкого, или он не успевал приехать. И только "Гамлет" шел всегда, в каком бы состоянии ни был Володя и куда бы его ни заносила судьба, - к спектаклю он возвращался. В предынфарктном состоянии он прилетел из Парижа, чтобы сыграть "Гамлета", на наши гастроли в Варшаву. Так вспоминала актриса театра Алла Демидова.

Голос за сценой:

Гамлет – любимая роль. Нелегко она мне далась, да и теперь выкладываешься каждый раз на пределе. Иногда кажется: нет, это в последний раз, больше не выдержу... Я не играю Принца Датского. Я стараюсь показать современного человека. Да, может быть, - себя. Но какой же это был трудный путь к себе!

Гул затих. Я вышел на подмостки,

Прислонясь к дверному косяку,

Я ловлю в далеком отголоске,

Что случится на моём веку.

На меня наставлен сумрак ночи

Тысячью биноклей на оси.

Если только можно, авва отче,

Чашу эту мимо пронеси.

Я люблю твой замысел упрямый

И играть согласен эту роль.

Но сейчас идет другая драма,

И на этот раз меня уволь.

Но продуман распорядок

И не отвратим конец пути.

Я один, всё тонет в фарисействе,

Жизнь прожить - не поле перейти.

Ах, Гамлет!

Сердце рвется пополам!

Ты повернул глаза зрачками в душу,

А там повсюду

Пятна черноты и их ничем не смыть!

Звучит песня "О фатальных датах и цифрах"

Чтец.

Всего пять лет прибавил Бог к той цифре 37,

Всего пять лет накинул к жизни плотской.

И в 42 закончил Пресли и Дассен,

И в 42 закончил жить Высоцкий.

Не нужен нынче пистолет, чтоб замолчал поэт,

Он сердцем пел, и сердце разорвалось.

Он знал, ему до смерти петь, не знал лишь, сколько лет,

А оставалось петь такую малость!

И пусть по радио твердят, что умер Джо Дассен,

И пусть молчат, что умер наш Высоцкий...

Что нам Дассен? О чем он пел, не знаем мы совсем,

Высоцкий пел о жизни нашей скотской.

Он пел о том, о чем молчим, себя сжигая, пел,

Свою больную совесть в мир обрушив,

По лезвию ножа ходил, вопил, кричал, хрипел,

И резал в кровь свою и нашу душу.

И этих ран не залечить и не перевязать.

Но вдруг затих, и холодом подуло...

Хоть умер от инфаркта он, но можем мы сказать:

За всех за нас он лег виском надуло.

Ученица, исполняющая роль Марины Влади, читает отрывок из книги:

В пять часов утра начинается долгая церемония прощания. Среди наших соседей много артистов и людей, связанных с театром. Они идут поклониться тебе. И еще — никому неизвестные люди, пришедшие с улицы, которые уже все знали Москва пуста. Олимпийские игры в самом разгаре. Ни пресса, ни радио ничего не сообщили. Только четыре строчки в "Вечерке" отметили твой уход.

Чтец.

Не могу я понять доныне.

Что за странная нынче пора?

Почему о твоей кончине

Мы узнали "из-за бугра"?

Ученица, исполняющая роль Марины Влади, читает отрывок из книги:

Мы уезжаем из дома на "скорой помощи" с врачами реанимации, которые так часто вытягивали тебя. Мы приезжаем в театр, где должна состояться официальная церемония. Любимов отрежиссировал твой последний выход: сцена затянута черным бархатом, прожекторы направлены на помост, одна из твоих последних фотографий — черно-белая, где, скрестив руки на груди, ты серьезно смотришь в объектив, - висит, огромная, над сценой. Траурная музыка наполняет зал. Мы садимся. Я беру за руку твою бывшую жену, и мы обе садимся рядом с вашими сыновьями. Прошлое не имеет сейчас никакого значения. Я чувствую, что в эту минуту мы должны быть вместе.

Надлежащим образом проинструктированная милиция установила барьеры, улицы заполняются людьми. Перед театром образуется очередь. Мы слышим приказы, передаваемые по рации. Вокруг театра полно милиции. Я поднимаюсь в кабинет Любимова. Он бледен, но полон решимости. Он не отдаст эту последнюю церемонию на откуп чиновникам. Он хочет, чтобы говорили только друзья. В конце концов официальные лица сдаются. Никакой неискренности не будет в этой последней встрече. Я возвращаюсь в зал, двери открывают - и потекла толпа. Москвичи пришли проститься со своим глашатаем. Тысячи лиц отпечатались у меня в памяти, каждый несет цветы - сцена вскоре вся усыпана ими, и сладковатый запах ударяет в голову. Люди видят нас, опускают глаза, прижимают руку к сердцу, многие плачут. Мы слышим с улицы возмущенные возгласы и крики, перекрывающие реквием: мне говорят, что квартал оцеплен, что милиции приказано не пускать людей, что "им" надо побыстрее закончить с похоронами. Мне это безразлично. Я смотрю на твое лицо, я немного загримировала тебя, потому что сегодня утром на рассвете лицо, показалось мне совсем белым. Я заполняю свою душу этими дорогими чертами, я запоминаю их навсегда. Усталость, горе, звуки шагов вызывают нечто вроде галлюцинации. У меня впечатление, что ты дышишь, что у тебя шевелятся губы и приоткрываются глаза. Петя берет меня за плечи. Я прихожу в себя. Надо держаться. Врач - один из друзей - протягивает мне стакан с каплями нашатыря. Я смотрю вокруг, впечатление, что я снимаюсь в фильме и сцена закончится сейчас коротким режиссерским "стоп!". Толпа продолжает склоняться перед гробом в течение долгих часов. Потом отдают распоряжение вынести гроб. Шестеро друзей несут гроб к выходу. Меня окружают близкие.

Чтец.

Ты сгорел, ты убит, но не умер,

Крест поставил за нас на себе.

Нервом песни своей, своей божью и думой

Ты остался в нашей судьбе.

Ты над пропастью жил, но над краем

Ни допеть не успел, ни дожить.

В путь последний тебя провожая,

Песню так же, как ты, не сложить.

Есть Высоцкий и будет Высоцкий.

И в звенящей струне, и в волне

Голос правды его остается,

Как тревожный набат на Земле.

Чтец.

Не называйте его бардом,

Он был поэтом по природе.

Меньшого потерями брата –

Всенародного Володю.

Остались улицы Высоцкого,

Осталось племя Леви-страус,

От Чёрного и до Охотского

Страна неспетая осталась.

Всё, что осталось от Высоцкого,

Его кино и телесерии,

Хранит от года високосного

Людское сердце милосердное...

Вокруг тебя за свежим дерном

Растет толпа вечно-живая.

Ты так хотел, чтоб не актером,

Чтобы поэтом называли.

Правее входа на Ваганьково

Могила вырыта вакантная.

Покрыла Гамлета Таганского

Землей есенинской лопата.

Дождь тушит свечи восковые...

Все, что осталось от Высоцкого –

Магнитофонной расфасовкою

Уносят, как бинты живые.

Чтец.

В бумагах тленных и мелованных

Писцы останутся писцами.

В народном вздохе миллионном

Певцы останутся певцами.

Звучит песня "Парус"

Чтец.

Не уходи, не покидай мой город.

Он без тебя не будет полон,

Без струн твоей гитары ж без песни

Он будет неуютен, будет тесен.

И страшно мне в театр войти.

На полутемной сцене нет тебя.

И больше не найти твоей

В кулисах тени...

Не слышать голос твой,

Надорванный страданьем,

Что рядом нет меня

И долог путь к свиданью.

Ума не приложу, не свыкнуться мне с мыслью.

"Незаменимых нет!"- друзья твердят неистово.

"Незаменимых нет!"- пошлейшая из фраз,

Кто близок, тот не заменим для нас.

Звучит песня "Песня микрофона"

Чтец.

Хоть об камень башкой,

Хоть кричи, не кричи.

Я услышал такое в июльской ночи,

Что в больничном загоне,

Не допев лучший стих,

После долгих агоний

Высоцкий затих.

Смолкли хриплые трели,

Хоть кричи, не кричи.

Что же вы просмотрели,

И друзья, и врачи?

Я бреду, как в тумане,

Вместо компаса - злость.

Отчего же, ребята,

Так у нас повелось?

Только явится парень

Неуемной души, -

И сгорит, как Гагарин,

И замрет, как Шукшин,

Как Есенин, повиснет,

Как Вампилов, нырнет?

Словно, кто, поразмыслив,

Стреляет их взлет?

До свидания, тезка,

Я пропитан тобой –

Твоей рифмою хлесткой

И хлесткой судьбой.

Что там я – миллионы,

А точнее – народ

Твои песни-знамена по жизни несет.

Ты и совесть, и смелость,

И горячность, и злость!

Чтоб и там тебе пелось,

И, конечно, пилось!

Голос за сценой:

Спасибо, друг, что посетил последний мой приют.

Постой один среди могил, почувствуй бег минут.

Ты помнишь, как я петь любил, как распирало грудь,

Теперь ни голоса, ни сил, чтоб губы разомкнуть.

И воскресают, словно сон, былые времена,

И в хриплый мой магнитофон врывается струна.

Я пел, я грезил, я творил, я многое успел!

Какую женщину любил, каких друзей имел!

За все, чем дышишь и живешь, зубами, брат, держись.

Когда умрешь, тогда поймёшь, какая штука – жизнь!

Прощай, себя я пережил в кассетах "Маяка",

А песни, что для вас сложил, переживут века.

Марина Влади: В 1985 году я узнала, что астрономы Крымской обсерватории назвали вновь открытую планету между орбитами Марса и Юпитера Влад Высоцкий. Она значится под номером 2374 в Международном каталоге планет. Часто я смотрю на звезды и улыбаюсь от мысли, что среди этого множества планет в огромной галактике блуждает маленькая светящаяся точка, и это вечно живое небесное тело связано с именем моего мужа.

Звучит песня "Пророков нет"